Глава 7

Здравомыслящий человек о Боге

Человечество всегда было неспособно провести четкую грань между метафизикой и моралью. Таким образом, слово 'Бог' может быть использовано в значении 'источник существования' или в значении 'разумное существо, заинтересованное общественным поведением людей'. Эти две концепции, однако, не одно и то же, и любое отношение между ними следует тщательно изучить [имеет ли это отношение место].

Точно также 'религия' может означать две разные вещи. Оно может означать нечто вроде 'отношение индивидуума к Внешнему в общем, и факту существования в частности'. Так случилось, что оно это не означает, и никто его так не воспринимает. На деле под ним обычно подразумевают 'отношение индивидуума к общественным взаимодействиям с другими людьми, с некоторым учетом воображаемого (supposed) разумного существа, которому эти взаимодействия интересны'. Последний пункт необязателен. Большинство людей мало бы колебались перед признанием "религиозным" того, кто продемонстрировал требуемые поведенческие паттерны, не важно, говорил он, что верит в Бога или нет.

Обычно вообще невозможно понять смысл высказываний, в которых постоянно встречается слово Бог. Рассмотрим, например, это описание Эрихом Фроммом (Erich Fromm) современного разумного (sensible) религиозного человека.

Истинно религиозный человек, если он следует сути монотеистической идеи, не молится за что-нибудь, не ожидает ничего от Бога; он не любит Бога, как ребенок любит своего отца или свою мать; он смирился с ощущением своих ограничений (пределов), до степени осознания, что он ничего не знает о Боге. Бог становится для него символом, в котором человек на более ранней стадии своей эволюции выразил всю сумму того, за что борется человек, царство духовного мира, любви, истины и справедливости (justice). Он ... рассматривает всю свою жизнь ценной лишь потому, что она дает ему шанс достичь наиболее полного раскрытия его человеческих сил -- как единственная реальность, которая имеет значение, как единственная цель 'высочайшей важности' ('ultimate concern'); и в конце концов, он не говорит о Боге -- даже не упоминает его имя. Любить Бога, если он таки собрался применить это слово, означало бы, стремиться полностью раскрыть свою способность любить, как реализация того, что он понимает под "Богом". [1]

Давайте посмотрим, что станет с этой цитатой, если ее переписать, посчитав, что термин 'Бог' означает 'причина существования'.

"Истинно религиозный человек, если он принимает идею единственной исключительной причины, которая дает начало всему существующему, не предполагает, что эта причина непосредственно связана с тем, что происходит в его собственной жизни, и не предполагает, что она что-то для него сделает. Он ни о чем ее не просит и не ожидает войти в дающие безопасность личные отношения с ней. Он осознает, что он смертное (конечное) существо, и что причина существования для него невообразима (inconceivable). Он осознает, что он представитель одного из видов животных, который эволюционировал на определенной планете определенной звезды в определенной галактике, и что по мере своей эволюции эти животные сформулировали определенные идеалы, к которым нужно стремиться. Причина существования становится для него символом для безопасности и последовательности (consistency), которые его виду животных хотелось бы иметь. Он рассматривает свою жизнь ценной лишь потому, что он считает ее ценной. Он принимает во внимание лишь то, что его интересует -- как единственную реальность, которая имеет значение, как единственную цель для исключительной причины, которая дала начало всему, что существует. И в конце концов, он не задает никаких вопросов о причине существования -- даже не упоминает ее мимоходом. Желать знания причины существования означает для него - стремиться к достижению полной способности  получать высокий процент от благосостояния других членов своего вида. Это реализация той части его психологии, для которой предназначены слова 'причина существования'."

Современные мыслители наконец почувствовали свободу оторвать идеи "Бога" и "религии" от какой бы то ни было непосредственной связи с фактом, что вещи существуют. Некоторые идут дальше. Не только "Бог" не имеет никакого отношения к источнику существования (the origin of existence), но кроме того он не имеет вообще никакого отношения ко всему, что человеческие существа не понимают -- т.е., он не имеет никакого отношения ко Внешнему (Outside).

Рассмотрение Фроммом идеи Бога основано на том, чтобы никогда его не определять. Дальнейшее развитие это получило у епископа Вулвичского (Bishop of Woolwich), который, по общему признанию, тоже не дает ему определения, но явно говорит, что его там нет.

Интересно насчет епископа Вулвичского не то, что он, как предполагают, христианин (что есть вопрос определения), но что он человек. Могут сказать, что он очень даже человек. Он говорит за свое время, не только за христианство своего времени, но и за человеческую психологию, когда она сталкивается лицом с неизвестным -- или, точнее, когда она отворачивается от него.

У меня нет намерения незаслуженно обвинять людей за нахождение в этой позиции. Это констатация. На деле так было всегда, хотя сначала пришлось помучиться, чтобы скрыть этот факт. Когда люди говорили о 'Боге', они имели обыкновение притворяться, что то, что они сказали, имеет какое-то отношение к вопросу о смысле существования и цели жизни.

Замечательное открытие, сделанное епископом Вулвичским (Bishop of Woolwich) состоит в том, что человечеству совершенно не интересны эти вопросы, но теперь можно про это говорить. Человек 'достиг совершеннолетия'.

Не так просто понять, о чем говорит епископ Вулвичский, но будет легче, если начать с приписывания нулевого значения термину 'Бог'. Я имею в виду, что в каждом предложении, где встречается слово 'Бог', нужно заменить его на пробел. Оно никогда не определяется, и потому семантически избыточно.

Однако, хотя он не говорит, кто или что есть Бог, епископ очень искренне хочет сказать, что Бог не Там (God is not Out There).

Но есть признаки, что мы достигаем точки, в которой в целом концепця Бога 'там' ('out there') ... сама становится скорее помехой, чем помощью ... Может быть вера в Бога не означает (на самом деле - не может означать) убеждениость в 'существовании' некоего существа (entity), даже высшего существа, которое может или не может быть там, подобно жизни на Марсе? ... Может быть весь такой атеизм действительно направлен на разрушение идола, и что мы можем и должны продолжить вообще без Бога 'там'?[2]

Какие выводы мы можем сделать из таких утверждений? Чего-то (неопределенного) нет Там (Out There). Означает ли это, Там есть ничто (nothing)? Или Там есть ничто, имеющее какое-то значение? Небольшое размышление приводит ищущий ум к мысли о том, что на самом деле  епископ подразумевает - 'Там не существует' (There is no Out There.')

Чтобы сделать это немного более заметным (grammatical), перефразируем это как 'Внешнее не существует' (There is no Outside'). Как мы уже упоминали, мы определяем Внешнее (Outside) как 'то, что выпадает из понимания человечеством'. Теперь, независимо от того, чем бы быть Бог, можно представить, что он, она или оно было бесспорно Внешним.

Но у епископа есть две причины предполагать, что Бог - это не Внешнее.

Одна из них состоит в том, что становится большим Внутреннее (Inside). Мы преуспели в науке больше, чем когда-либо, и мы ожидаем от жизни большего. Мы умеем строить аэропланы и бороться с малярией. Мы не знаем, для чего все существует, но никого это не волнует.

Бог - это 'x' в уравнении, без которого мы не можем преуспеть, причина, диспетчер (контролер) или дизайнер (проектировщик), которого мы вынуждены принимать как постулат или оставлять для него место -- эта гипотеза все больше и больше представляется современным людям излишней.[3]

Кстати, обратите внимание на замечательный образчик здравомыслящей литературы. Если вы говорите о Боге безлично как о "причине", то трудно отвергнуть гипотезу, что "всегда есть место для причины, о которой мы не знаем". Однако, если вы говорите о Боге как о "дизайнере", то вы, очевидно, вносите все те антропоморфные ассоциации, которые делают идею Бога  смехотворной. Вот где так полезна аппозиция [apposition - помещение рядом, связывание вместе].

Но главный довод епископа для предположения, что Бог - это не Внешнее, состоит в том, что никому из нас Внешнее не интересно, и мы заинтересованы в других людях [тут есть смысловой нюанс - "не мы сами интересуемся", а "наш интерес направляют на других людей" - С.К.].

Мир не спрашивает 'Как мне найти доброго Бога?' На самом деле он спрашивает 'Как мне найти доброго соседа?'[4]

Итак, если 'Бог' представляет хоть какой-то интерес, то это должно что-то подразумевать насчет человеческих отношений. (Просто никогда не ясно, что именно насчет человеческих отношений это могло бы подразумевать. Единственное разъяснение епископа принимает форму периодического произнесения таких слов как 'глубина' и 'высота' ('ultimacy').)

Конечно, во всем этом епископ не одинок. Он часто цитирует Тиллиха (Tillich), например.

Когда Тиллих говорит о Боге в 'глубине', он вообще не говорит о другом Существе. Он говорит о 'бесконечной и неисчерпаемой глубине и основе всего сущего', о нашей высшей цели, о том, что мы принимаем серьезно и без оговорок.[5]

(Я предоставляю читателю выяснить, сколько методик, описанных в главе "Как писать книги со здравыми мыслями", использованы в этих двух предложениях.)

Тиллих утверждает, что Бог - это 'высшая цель' ('ultimate concern') каждого человека. Я думаю, что с этим согласились бы все современные теологи. Однако, вопрос состоит в том, берете ли вы  'Бога' как определение 'высшей цели человека', или берете 'высшую цель человека' как определение 'Бога'. Естественно, в эту демократическую эру, обычно следуют последней процедуре. (Есть только один Бог, в то время, как человеческих существ много; очевидно, было бы недемократично принять Бога в качестве стандарта.) Я счастлива видеть, что это старое противостояние (оппозиция) между Богом и человеком почти исчезло из современной теологии. Теперь присутствует сверхординарная симпатия, если не сказать идентичность, во взгляде.

Мы должны -- даже если это кажется 'опасным' -- принять, что слава Бога и слава человека, хотя и различны, на самом деле совпадают. Нет иной славы Бога (это свободное решение его воли), чем та, которая приходит в существовании человека. И нет иной славы человека, чем та, которую он может и способен получить в прославлении Бога. Подобно тому, как блаженство Бога совпадает со счастьем человека. Счастье человечка - дать проявиться блаженству Бога в своей жизни, а блаженство Бога состоит в отдании себя человеку в форме человеческого счастья.[6]

Пока мы рассмотрели только современную разновидность теолога, который не верит в Бога. Это не следует понимать так, что человеческое уклонение началось только лишь для того, чтобы действовать в этой области.

Даже во времена, когда люди верили в Бога, как вы можете вспомнить, была некоторая трудность в ведении с ними любого метафизического спора при достижении некоторой точки. Они бы неожиданно повернулись бы к вам, с или без приятной улыбки, и сказали, 'Ах, но ведь это важно: Бог - это персона.' Это эффективно предотвращает любые дальнейшие попытки споров о его возможном существовании или свойствах (attributes), особенно потому, что концепции 'индивидуум' ('person') и 'индивидуальность' ('personality') появились для того, чтобы бросить вызов анализу.

С человеческим уклонением, конечно же, полностью совместимо то, что следует неожиданно переставить 'индивидуальное' ('personal') и причину существования -- как бы ее ни называли. Это не менее совместимо с тем, что люди, которые не верят в Бога, должны сделать это основываясь на том, что он был персональным (personal) Богом. 'Это очевидно', говорят они, 'что когда люди верили в Бога, они думали о нем как о человеческом существе с которым они могли эмоционально взаимодействовать. Это фрейдистское (Freudian). Очевидно, нет Внешнего, поскольку когда люди думали, что оно есть, они представляли его как персону. У меня все в порядке [с головой], и я не нуждаюсь в Боге, чтобы эмоционально взаимодействовать с ним. Я могу это делать с другими людьми. Следовательно, Внешнего нет.'

[1] Erich Fromm, The Art of Loving, Allen and Unwin Paperback,
    1957, p.54.

[2] John A. T. Robinson, Honest to God, S. C. M. Paperback,
    1963, pp.15-17.

[3] John A. T. Robinson, The New Reformation, S.C.M. Paperback,
    1965, p.108.

[4] Ibid., p.33.

[5] John A.T. Robinson, Honest to God, S.C.M. Paperback, 1963,
    p.46.

[6] Karl Barth, The Faith of the Church, Collins Fontana Books,
    1958, p.13.

<< Оглавление
< Предыдущая глава - Следующая глава >