Глава 8

Религия уклонения

Основной принцип теологии здравомыслия состоит в том, что главный барьер между человеком и Богом выстраивается гордостью -- т.е., самодостаточностью и амбициями, которые не дают ему осознать свое истинное место в порядке вещей (scheme of things). И мы должны быть скромными -- т.е. принять наше место в порядке вещей и принять позу смиренной доверчивости.

Это поразительно напоминает стандартное предписание для сохранения человеческого уклонения, особенно в том, что обычно оно сопровождается увещеваниями уделить особо пристальное внимание окружающим нас людям.

Теперь действительно могло бы стать истиной то, что человека отвлекали от восприятия большей части реальности (или от восприятия чего-то очень интересного о ней) через его удовлетворенность собой таким, какой он есть.

Но если бы мы попытались сказать что-нибудь об этом на обычном языке, то могли бы получиться самые экстраординарные результаты. Нам бы пришлось сказать, например, что сущность смирения - признать свое желание быть Богом.

Это следует из того факта, что если вы определите 'гордость' как 'то, что заставляет людей чувствовать, что они могут прекрасно справляться со всем и такими, какие они есть', то определением 'анти-гордости' или 'смирения' станет 'то, что заставляет людей осознавать, что быть такими как они - недостаточно (unsatisfactory)'.

Идея, что кто-то желает быть Богом, очень сильно шокирует здравомыслящий ум, который, с его обыкновением запутывать вопрос, не делает различия между 'желанием быть Богом' и 'воображением, что уже Бог'. Теперь то, что на самом деле произойдет с тем, кто желал быть Богом, - это вовсе не ошеломление от ощущений удовлетворенной мегаломании, но осознание того, что быть конечным (смертным) нестерпимо.

Конечно, мы знаем, что здравомыслие сконструировано так, чтобы сделать конечность существования комфортной, поэтому совсем не удивляет, что религия уклонения должна содержать вещи такого рода:

Индивидуумам можно уберечься от этой греховной претензии, не достигая абсолютной самореализации в жизни, но осознанием своей неспособности это сделать....

Признание плотскости (creatureliness) и бренности (finiteness) ... может стать основой для примирения человека с Богом через смирение со своей бренностью.[1]

Итак, все дело в принятии своей бренности. Заметим, как обычно, что 'принять' означает 'не бороться против; прекратить попытки, сникнуть'. Это не означает (как могло бы) 'наблюдать присутствие'. Я могу принять, что в углу лежит гремучая змея, без обязательного одобрения этого факта.

Итак, хотя все уклончиво религиозные люди осознают, что на бренность необходимо смотреть в духе мирного сосуществования, они не любят говорить об этом больше, чем необходимо.

Они находят, что идеи 'греха', 'вины', 'этики' и т.п. гораздо предпочтительнее, чем идеи 'творения', 'существования' или 'не-существования', а идея 'неспособности (беспомощности) совершенствоваться' ('helplessness to improve') предпочтительнее идеи 'беспомощности'. Некоторые идеи о способе, которым делаются эти подмены, могут быть почерпнуты из следующего разбора отношения Виттгенштейна (Wittgenstein) к понятиям 'Бог' и 'бессмертие'.

... Однажды Виттгенштейн сказал, что он думает, что он мог понять концепцию Бога, поскольку она вовлечена в осознание кем-то своего собственного греха и вины. Он добавил, что не мог понять концепцию Творца (Creator). Я думаю, что идеи Суда (Divine judgement), прощения и искупления были ему более-менее понятны, поскольку были связаны в его уме с чувствами отвращения к себе, сильного желания очиститься и ощущения беспомощности человеческих существ сделать себя лучше. Но понятие существа создающего мир было ему вообще не понятно.

Однажды Виттгенштейн предположил, что путь, на котором понятие бессмертия  может приобрести смысл, лежит через прочувствование, что у человека есть обязанности, от которых он не может освободиться даже после смерти. Сам Виттгенштейн обладал острым чувством долга.[2]

Подмена 'ощущения бренности (конечности)' 'виной' неизбежно происходит у большинства авторов. Так, Тиллих (Tillich) может сказать, что 'власть небытия' ('power of nothingness') проявляется в 'болезненном чувстве вины' ('anxiety of guilt').[3]

В отличие от большинства авторов, Тиллих действительно признает чувство бренности само по себе (per se) как отдельный объект изучения, но явно придает 'вине' большее психологическое значение. Например, он сомневается, могли ли стоики (Stoics) доходить до 'полного отчаяния' ('utter desperation'), поскольку, хотя они могли испытывать отчаяние от 'судьбы и смерти', их философия не признавала отчаяние от 'личной вины'.[4]

Это происходит потому, что он описывает осознание смертности (finiteness) в таких терминах:

Смертному существу невозможно выдержать голое беспокойство более чем мгновение. Люди, которые испытали эти моменты, как например некоторые мистики в своих видениях 'ночи души', или Лютер (Luther) в отчаянии от демонических нападок, или Ницше-Заратустра (Nietzsche-Zarathustra) испытывая 'великое отвращение', говорили о невообразимом их ужасе.... или встреча лицом к лицу с Богом, который действительно Бог, означает также встречу лицом к лицу с абсолютной угрозой небытия (non-being). 'Голый абсолют' (используя выражение Лютера) производит 'голое беспокойство'; ибо это исчезновение всякого конечного самоутверждения (self-affirmation)....[5]

На деле, признание 'голого беспокойства' выявило бы вину беспомощной (untenable) эмоции.

В социальный обстоятельствах вина возникает из предположения, что вы знаете по меньшей мере несколько правил, и знаете пределы ваших предполагаемых обязательств их выполнять, и знаете также пределы вашей власти так делать (или по крайней мере предел, после которого ваша неспособность их выполнять будет неправильно истолкована).

Вероятно, существуют космические правила (правила для чего, правила о чем?) и, вероятно, вы нарушили их все. Вероятно, вы нарушили их все тем, что вообще родились. Вполне возможно, что вселенная взорвется из-за того, что вы нарушили все эти правила, но даже тогда нет смысла притворяться,  что вы узнаете, что это были за правила.

Кто бы вы ни были, вы находитесь в неизвестной ситуации, которая, что довольно невероятно, существует. Вы не знаете, каково было ваше прошлое (хотя, похоже, у вас действительно есть некий набор образов памяти). Вы не знаете значения (важности) того, что вы делали в прошлом, и не знаете, могли ли вы сделать иначе.

Вы не знаете, сколько там могло быть значимых факторов, которых вы не знаете, и что еще не сделали.

Но это именно то, в чем суть религии уклонения. Давайте вернемся к Тиллиху (Tillich). У него есть интеллектуальная ясность, которую не могут скрыть даже характерные манеры (mannerisms) здравомыслящего письма, и он не страдает неосознанием 'удивительного до-рационального (pre-rational) факта, что есть нечто и нет ничего (there is something and not nothing).'[6]

Но, как мы уже наблюдали, он твердо говорит:

Смертному существу невозможно выдержать голое беспокойство более чем мгновение. [7]

Это одновременно доказательство, что Тиллих знает, что существует Внешнее, и доказательство, что он, тем не менее, здравомыслящий. Он уверен, что никто не может почувствовать факт, что существует Внешнее, больше чем на мгновение.

Он не говорит, сколько людей, как он думает, испытали это ощущение в течение более длительного времени. Он не говорит, испытывал ли его он сам. Но он уверен, что это невозможно.

Человеческим существам нравится принимать свои ограничения, и это ограничение в особенности.

Вот еще один пример из трудов Тиллиха:

Состояние все нашей жизни - отчуждение от других и себя, поскольку нас увели от Основания (Ground) нашего бытия (нашей сущности), поскольку нас увели от истока и цели нашей жизни. И мы не знаем, откуда мы пришли, или куда мы идем.[8]

Факт, что 'мы не знаем, откуда мы пришли, или куда мы идем', сформулирован во втором предложении, которое начинается с 'И'. Первое предложение - это утверждение очень сложного вида. Характерно, что оно ссылается как на существование (используя двусмысленное слово 'being'), так и на 'других', в том же самом духе. Даже более характерно, утверждение о существовании или 'бытии' ('сущности') после утверждения о 'других'.

Вот полная последовательность идей в этом фрагменте (соблюдая порядок приоритетов): нас увели от неких 'других' и от себя самих; из-за этого мы видим, что нас увели от Основания нашего бытия; случайно (во втором предложении, начинающемся с 'И') мы заметили, что мы не знаем ничего.

Само собой разумеется, что все современные теологи гораздо больше заинтересованы нашим отчуждением от других людей, чем в факте, что мы не знаем ничего.

Цель религии, казалось бы, состоит в том, чтобы преодолеть отчуждение посредством 'жизни сообщества'. Принадлежность - все. В свете этого, они не желают требовать никаких специфических убеждений от людей, которые желают принадлежать. Сообщество христиан подразумевает под собой сообщество людей, которые называют себя христианами, и индивидууум, который желает принадлежать такому сообществу - христианин. Самонадеянно искать какие-то особые качества в таком сообществе; это означает забыть нашу полную зависимость от Слова Господня (в Иисусе Христе). Бог объявил, что Он создаст духовное сообщество, и мы не можем подвергать сомнению это заявление. Важный момент состоит в том, что его выдающиеся атрибуты духовные -- т.е. невоспринимаемые (imperceptible).

Казуистика (linguisticism), вы видите, очень пригодилась еще раз. Когда она используется в теологии, то обычно она ассоциируется со 'Словом Господним' ('the Word of God').

В общем, смысл (meaning) любой части Слова Господня духовен, т.е. не имеет смысла (meaningless). Нам не следует пытаться привязать какой-либо смысл, исторический, метафизический или психологический, к утверждению 'Иисус Христос был Сыном Бога' ('Jesus Christ was the Son of God'), но просто принять его как ценную часть Слова Господня.

Этот процесс известен как 'демифологизация' ('demythologizing').

Я надеюсь, что этот краткий анализ может помочь тем, кто нашел современную теологию трудной в понимании. Но, возможно, это не слишком трудно для здравомыслящих людей.

[1] R. Niebuhr, An Interpretation of Christian Ethics, Meridian
    Books Paperback, 1956, p.85.

[2] Norman Malcolm, Ludwig Wittgenstein, Oxford University Press
    Paperback, 1958, pp.70-71.

[3] Paul Tillich, The Courage to Be, Collins Fontana Paperback,
    1952, p.46.

[4] Ibid., pp.27-28.

[5] Ibid., p.47.

[6] Ibid., p.48.

[7] Ibid., p.47.

[8] Paul Tillich, The Shaking of the Foundations, Penguin Books,
    1949, p.161.

<< Оглавление
< Предыдущая глава - Следующая глава >